Изучение архивных материалов по истории евреев Москвы открывает много интересных мыслей, высказанных ведущими деятелями еврейских общин XX века. Опубликованное ниже "Послесловие…" раввина Московской хоральной синагоги Я.И. Мазе к сборнику статей "Крещение евреев" (Москва, Универсальное книгоиздательство Л.А. Столяр, 1912 г.) позволяет понять и осмыслить те нравственные посылки, которые лежали в основании мировоззрения еврейской общины конца XIX - начала XX века.
Я.И. Мазе (1859-1924) - с июля 1893 года - казенный раввин еврейской общины Москвы. Знаток Талмуда и еврейского права. Духовный лидер общины и ее защитник перед властями. Блестящий оратор и публицист. Выступление Я.И. Мазе на процессе по делу М. Бейлиса (Киев, 1913 г.) в качестве эксперта по вопросам иудаизма способствовало его большой популярности в среде мирового еврейства.
В 1923 году раввин Мазе обратился к М.И. Калинину и Ф.Э. Дзержинскому с требованием не допустить инспирированного евсекцией закрытия Московской хоральной синагоги с передачей ее здания под еврейский клуб. Похороны Я.И. Мазе (1924 г.) вылились в многотысячную демонстрацию признательности евреев Москвы своему духовному лидеру. В Тель-Авиве одна из центральных улиц названа именем раввина Мазе. Ценнейшая коллекция книг Я.И. Мазе, переданная в 1936 году его наследниками Всесоюзной библиотеке им. В.И. Ленина (ныне РГБ), приобщена к золотому фонду российской культуры.

Есть легенды, которые превосходят жизнь своею яркостью и картинностью. К числу таких я отношу ту, которая описывает борьбу двух библейских братьев - Эйсава и Яакова.
Еврейский Мидраш так изображает эту борьбу. В четырех лицах гений Эйсава сражался с Яаковом: в образе архиразбойника, при виде которого Яаков воскликнул: "Боже отца моего Авраама и Боже отца моего Исаака, избавь меня от руки брата моего, от руки Эйсава, я боюсь его, чтобы он не явился и не убил у меня матерей вместе с детьми".
Переутомленный своим "архиразбойничеством", Эйсав все же продолжает борьбу в новом уже образе - образе националиста. Его национальные интересы требуют, заявляет он, чтобы Яаков слился с ним в единую нацию. Отныне он уже теснит Яакова не по принципу нападения из-за вражды, а во имя будто бы самосохранения. Яаков опять призывает Бога своих предков спасти его национальность от нового покушения.
Видя, что и этот способ борьбы не достигает своей цели, Эйсав принимает прежний образ, образ пастуха. Он делает брату "братское предложение": "У меня свои овцы, а у тебя свои. Давай устроим общее пастбище, будет просторнее и сытнее как моим, так и твоим овцам".
Но не долго Эйсав остается на своей "братской" почве. "С Яаковом, - твердит он, - никакой договор не мыслим. Его овцы совсем лишние, даже на общем пастбище. Их шерсть - не шерсть. Их мясо - не мясо. Их молоко - не молоко. Даже их шкура не овечья, а волчья".
Проходит пастушеский период, умолкает проповедь объединенного пастбища, исчезает наконец образ пастуха. Эйсав вдруг является в образе ученого. Вместо вооружения, национального интереса и пастушеской свирели - тога и книга. Эйсав утверждает, что книги Яакова зловредны. Их автор подлежит самоистреблению во имя высшего разума и Божественной справедливости. Даже пророки Яаковы ветхи и, как все ветхое, должны уступить свое место на земле новым учениям и новым пророкам.
Как бы формулируя сокровенные мысли Эйсава во все периоды борьбы "брата-врага" в четырех образах, Яаков говорит, опять и опять обращаясь к своему родному Богу:
"Против народа твоего - тайный замысел";
"Замышляют зло против хранимых Тобою";
"Сказали себе:
"Пойдем, истребим их из народов,
Чтобы не вспоминали более имя Израилево".
(Псалом, 83, ст. 4-5)
Так понимали мидрашисты весь ход истории еврейского народа, так инстинктивно понимает весь еврейский народ все проповеди, обращенные к нему со словами "отрекись от Бога и умри" (Иов, гл. II, ст. 9).
В последнее время уши Якова слышат новые напевы Эйсава, которые заключают в себе новую попытку покончить с ним посредством гипноза. Вместо "отрекись от Бога и умри", ему говорят: "Разве ты не видишь, что твои дети уже отрекаются от тебя, ты уже умер, хотя еще не погребен".
Пятый образ - образ гипнотизера. Внушением он желает привить Яакову мысль, что уже все кончено, что гений Эйсава уже победил и Яаков ослеп, если он верит в свою вековую победу. В действительности же он больше не существует: ему роют могилу и живому устраивают похороны.
Ошибаются эйсаветяне и в этот раз - они проиграют и эту битву. Скорее, можно сказать, что их, а не Яакова, поразит слепота, раз они забывают, что речь идет о народе, не поддающемся гипнозу самоуничтожения. Его неслыханное долголетие при смертельных условиях, беспримерная мартирология его жизни, служит достаточной гарантией, что гипноз не вытравит у Яакова сознания на право существования.
Духовного крещения у евреев мне, по крайней мере, не приходилось ни видеть, ни слышать. Если бы еврейство было мертво, то с ним бы не боролись так жестоко. С трупами никто не воюет. Сама борьба с евреями и формы ее ясно доказывают всю жизнеспособность еврейства.
Исчезает само собою то, что на самом деле обветшало и сгнило. На борьбу с гнилью никто не посвящает сил и не тратит энергии.
Физическое же крещение отдельных евреев, это - неомарранство, о котором друзьям еврейства приходится говорить с болью в сердце, как о признаке некоторого временного понижения исторического героизма. Но недругам иудаизма нет ни малейшего основания по поводу этого уродливого явления злорадствовать и праздновать победу. Это - обыкновенная вынужденная ложь, к которой прибегают даже "сильные мира сего" в целях самосохранения. Это маска спасения - не больше. Это дождевой зонтик, который ставится в угол сейчас же после дождя. Это не отречение от лжеучения иудеев, а лжеотречение из страха перед жизнью, полной ограничений, перед которой струсил слабый человек, хотя и сын сильного народа.
Истерическое явление никак нельзя считать историческим. Сам еврейский народ с давних времен охарактеризовал это явление. Вот как сквозь слезы смеется еврейская народная мудрость над физическим крещением с целью избавиться от вековых гонений. "Да простит Бог, - гласит старая, как еврейский народ, пословица, - тяжкий грех моего прадеда, не крестившегося в свое время и тем самым не избавившего меня от всех ужасов еврейского бытия, и да не дождется мой правнук, чтобы я во имя его земного блага, хотя бы и притворно-наружно преставился духовно".
Некоторые указывают на Берне (еврейский публицист, в 1818 году принял лютеранство. - Ред.) как на типичного выкреста духа. Предоставим же ему последнее слово! "Пожалуйста, - пишет он, обращаясь к немцам, - не презирайте вы моих евреев. Будь вы так же, как они, вы стали бы лучше. Вы отняли у евреев воздух, но это предохранило их от гнилости. Вы посыпали их сердце солью ненависти, но это сохранило свежесть их сердца. Вы заперли  их на целую, длинную зиму в погреб и заложили отдушину навозом, но вы сами, стоя на холоде, под открытым небом, полузамерзли. Когда наступит весна, мы посмотрим, кто зазеленеет прежде".
Выкрест духа! Не правда ли?

Публикацию подготовил
Ефим УЛИЦКИЙ