-->
 
На главную

 Полезные ссылки
 Новости
 Форумы
 Знакомства
 Открытки
 Чат
 Гостевая книга

 Интернет-журнал
 Истоки
 О духовном
 Богом избранный
 Земля обетованная
 613 мицвот
 Время испытаний
 Персоналии
 Книжная полка
 Еврейский треугольник
 Мужчина и женщина
 Наш календарь
 
 Информагентство
 Хроника событий
 Пресса
 Из жизни общин
 Мы и политика
 Колонка редактора
 Наше досье
 Фотоархив
 
 Интернет-лоция
 Каталог ресурсов
 Еврейские организации
 
 Деловой мир
 Торговая площадка
 Инвестиционная площадка
 Площадка высоких технологий
 Бизнес-услуги
 Новости бизнеса
 Котировки и курсы
 e-Ресурсы
 Бизнес-досье
 
 Бюро услуг
 Благотворительность
 Дорога жизни
 Житейские услуги
 
 ОТдых И ДОсуг
 Стиль жизни
 Вернисаж
 Еврейская мама
 Еврейский театр
 Игры он-лайн
 Анекдоты, юмор
 Шпиль, балалайка
 Тесты
 Гороскопы
 Один дома
 Виртуальный роман
 Конкурсы
 Виртуальные открытки
 Знакомства
 Тутти-еврутти
 
 Наш клуб
 Концепция
 Как стать членом клуба
 Устав IJC
 Имею сообщить
 Гостевая книга
 Чат
 Форумы
 Конференции
 


Реклама на IJC

RB2 Network

RB2 Network
Реклама на IJC


Эли Визель

«Безмолвие помогает мучителю, но никогда - угнетенному…»

"Всегда и везде человек, который испытал страдания и унижения, принимал чью-то сторону. Нейтральные люди помогали только угнетателю, но никогда - жертве. Безмолвие помогает мучителю, но никогда - угнетенному".

(Из речи Эли Визеля при получении в 1986 г. Нобелевской премии мира)

Эли Визель -- всемирно известный философ-моралист, профессор Бостонского университета. Выжив после Холокоста, он много писал и выступал на тему геноцида и моральной ответственности в международных отношениях. В 1985 г. Конгресс США наградил Эли Визеля "Медалью свободы", а в 1986 г. он был удостоен Нобелевской премии мира.

Выступление Эли Визеля на конференции в Бостонском университете

Эли Визель: говорит, пишет и хранит молчание.

На самом деле я думаю, что я нигде не говорил о Холокосте, кроме как в книге «Ночь» - самой первой, где я пытался рассказать историю, непосредственно соприкасаясь с опытом. Все мои последующие книги написаны вокруг этой. Я старался сообщить секрет, нечто вроде затмения, но в традиции Кафки даже затмение затмевается. Секрет сам по себе и есть секрет.

Поэтому позвольте мне говорить не непосредственно о данном мне предмете разговора, но лучше рассказать вам несколько историй. Одна из тех, что я слышал, была рассказана не евреем, а Дж.Кокто, французским сюрреалистом. Это всего лишь шутка, но она как раз нам подходит. У Кокто спросили: «Господин Кокто, если бы Ваш дом загорелся, что бы Вы, прежде всего, забрали оттуда?», его ответ был: «Естественно, огонь». Я думаю: то, что, мы вынесли из наших рассказов и из наших горящих домов в европейской истории, был огонь.

Вторая история, рассказанная не Кокто, и не о нем, была о шамесе.Шамес в переводе на английский язык - это служка, некто, кто выполняет определенные задания в синагоге. В американских синагогах нет служек - они все имеют высокие должности, всегда хорошо одеты. Шамес - это тот тип, который полностью исчез из американской еврейской жизни. Обычно шамес, служка, был беден, часто горбат, молчалив. Я рассказываю об одном из них в моем «Мойше - слуга», и есть похожая история о другом: где - то в России, в гетто шамес по имени Мойше сошел с ума, день за днем он приходил в синагогу, поднимался на биму, нечто вроде подиума, хлопал кулаком по кафедре и обращался к Богу: «Рибоно шель олам, Хозяин Вселенной, я хочу, чтобы ты знал - мы еще здесь». День за днем. Потом начались транспортировки. Гетто истреблялось, там оставалось все меньше и меньше евреев. Но сумасшедший служка так и продолжал приходить, и со злостью, или, может быть, это был хохот, он стучал кулаком по столу, повторяя: «Хозяин Вселенной, я хочу, чтобы знал - мы еще здесь». Наконец была последняя транспортировка, и он был единственным евреем, который остался в гетто.

По каким-то причинам сумасшедшего человека оставили, так же, как их оставляли в моем собственном городе. Он пришел в синагогу, поднялся на биму, открыл молитвенник и стукнул по нему кулаком: «Хозяин Вселенной, я хочу. Чтобы ты знал - я еще здесь». Затем он остановился и только пробормотал: « но ты - где ты?».

Я не знаю, что случилось с Мойше - слугой. Я даже не знаю, что случилось с Ним, с адресатом. Я даже не знаю, здесь ли я сам. Когда я вспоминаю то, что случилось 25 лет назад, что составляет одно поколение, четверть века, - иногда я задумываюсь: тот человек внутри меня, который был ребенком во время войны и я сам прошли ли одинаковый путь, пережили ли один и тот же опыт, видели ли одно и то же. Я спрашиваю себя, был ли Холокост вообще.

Первые три дня войны - в 1944-ом - когда ребенок попал в Королевство Ночи, я помню, что он не верил, в течение трех дней он не верил, что это была война, что вообще могла случиться такая вещь, как война. И три дня я не верил, что евреев убивали. Я до сих пор помню сон, который приснился мне: я был с отцом, и три дня и три ночи я, будучи ребенком, повторял снова и снова: «это неправда, этого не может быть, невозможно, чтобы вот так убивали евреев, а мир хранил молчание?!» Это был мой вопрос: мог ли мир хранить молчание? Позже я выяснил, что мир на самом деле молчал и то, о чем я думал действительно произошло.

Но во время войны все те евреи, которые находились в замкнутом пространстве, не имели никакого представления о том, что внешний мир был в курсе происходивших событий. Я слушал сегодня Дика Рубинштейна. Безусловно, я разделяю его гнев и отчаяние. Вы действительно должны знать - это было счастьем, что евреи в лагерях не понимали происходящего в окружающем мире. Если бы они знали, что и Рузвельт, и Черчилль, и Де Голль, и Поуп, и все остальные были в курсе, но не сделали ничего, я думаю, евреи бы покончили с собой. Я думаю, они предпочли бы не выжить.

Единственными, кто знали, были идущие на смерть. Я не знаю, была ли у вас когда - либо возможность посмотреть альбомы - альбомы с фотографиями, сделанными на память немецкими офицерами, фотографами - любителями, для развлечения гостей. Невероятно, что они делали фотографии...

Я часами разглядывал эти фотографии, раздумывая над тем, как вообще человек способен был их сделать, и как жизнь, застывшая на них, до сих пор продолжается.

Когда вы смотрите на эти фотографии, вас более всего поражают глаза. И затем, когда вы вглядываетесь в их глаза, вы понимаете, о чем думали эти люди. Они умирали без злости, без ненависти, без печали и без стыда. Я думаю, что они умирали с огромным чувством жалости. Они чувствовали жалость - жалость к тем - во внешнем мире, кто мог продолжать жить, зная о том, что происходило там, в лагерях. И здесь я вынужден не согласиться с Диком. Его высказывание было очень ярким, красноречивым и беспокойным, где он пытался объяснить свою философию, как человек выживает или живет в диком, холодном, абсурдном мире, который он определяет как мир, где Бог умер.

Я никогда не говорю о Боге вот так, Дик. Я вообще не говорю о Боге. Может, потому что я из маленького штетла и потому что я был ешива - бохер, и, кстати, до сих пор им остаюсь. И, может, потому что все годы моего детства я учил, что прежде чем сказать - «Бог жив», я должен быть готов к этому. Я помню, как мы должны были идти в Миквэ - ритуальный бассейн, - чтобы быть достойными утверждать нечто столь же важное, как «Бог благословлен». Бог есть Бог.

Вот почему сейчас я никогда не говорю о Боге. Я предпочитаю говорить о людях, которые верили в Бога, либо отрицали его. Странно то, что философия отрицания Бога появилась не из уст тех, кто выжил. Среди тех, кто явили нам так называемую теологию мертвого Бога, не было ни одного, побывавшего в Освенциме, тех, кто этого никогда не говорил. У меня свои проблемы с Богом, поверьте мне. Своя злость, свои споры и свои кошмарные сны. Но мой вопрос и мое удивление связаны с людьми. Я не понимаю, как люди могли быть такими «варварами», как это называет Дик. Я до сих пор не понимаю этого. Может быть, потому что я из ешивы, и то, что я изучал в Сорбонне, было несравнимо с тем, что я изучал в ешиве. Я также не понимаю, каким образом так много евреев смогли остаться людьми, находясь в лагерях. Я никогда не пойму этого. Вы говорите о ненависти, о том. Что вы бы не хотели, чтобы ваши дети ненавидели.

Позвольте мне заверить вас, что еврей не способен ненавидеть. В библии, где бы не упоминалась ненависть, она всегда относится к ненависти к самому себе. Единственная ненависть, на которую способен еврей, - к сожалению - это ненависть к самому себе. Но потом он исправляется. Мы не можем ненавидеть наших соседей, мы даже не можем ненавидеть наших врагов. Посмотрите на Израиль. Израильтяне не ненавидят арабов.

Позвольте мне рассказать вам еще что-то. Это может показаться странным, но в отношениях между евреями и немцами не было ненависти. Мы не ненавидели немцев, а немцы не ненавидели нас. Все было хуже. Вы можете ненавидеть только человека. А для них мы были объектами. Люди не ненавидят объекты. А мы не ненавидели их, потому что мы не способны ненавидеть, тем более, что тогда они представляли Малах Амавет , Ангела Смерти. Как вы можете ненавидеть смерть? Как вы можете ненавидеть нечто, что вне вашего понимания и то, что иногда надевает маску Бога. Разве вы можете? Мы не могли.

Более того, когда я думаю о евреях в лагерях, больше всего меня удивляет, что так много из них осталось людьми, несмотря ни на что. Я приведу вам пример. Как я уже говорил, я был из ешивы, меня «оторвали» прямо от Талмуда. Все мы (я был не единственным: когда я говорю «я», я имею в виду «все мы») были взяты из ешив, оторваны от Талмуда - прямо в Биркенау. Три дня я был в бреду, я не мог поверить своим глазам. Когда я очнулся, это, должно быть, был четвертый или пятый день, я был послан к начальнику. Я никогда не рассказывал эту историю, считая ее слишком личной. Я был послан к начальнику, чтобы переносить камни.

Человек, который переносил камни вместе со мной (я никогда не видел его лица, помню только его шею и его голос) в самый первый день спросил меня, откуда я. Я сказал ему. «Чем ты занимаешься дома?» Я ответил, что был Ешива-бохер и учился. Он спросил, какой трактат я изучал. Я сказал ему. «На какой странице?» Я сказал. Он предложил заниматься дальше. Я удивился: «Вы что, сошли сума ? Здесь? Без книг, без всего, да и зачем?» Он ответил: «Мы обязаны продолжать, это единственная возможность». И, верите ли вы или нет, мы продолжили заниматься. Он оказался известным Рош-Ешива, известным главой знаменитой талмудической ешивы в Галиции. Он обычно читал наизусть параграф, а я повторял. Так было день за днем. Мы изучили Талмуд до самого конца. То, что такой человек не только изучал, но и преподавал Талмуд в Освенциме, - вот причина моего интереса. Тем более, что это был не единственный человек такого рода.

В лагере был человек, который сумел провезти внутрь Тфиллин, филактерии. Я не знаю, скольких порций хлеба ему это стоило. Он провез их в лагерь, и, кроме того, там было по крайней мере две сотни евреев, которые вставали на час раньше других, чтобы, стоя в ряд, выполнять мицву. Абсурдно! Да, это было абсурдно надевать филактерии. Знаете ли вы, что были евреи, которые, находясь в лагере, постились в Йом Кипур! Были евреи, которые говорили молитвы! Были евреи, которые благословляли Израиль, его народ, просто оставаясь людьми!

Что-то очень странное происходило в системе концентрационных лагерей. Одними из первых сдавались или предавали ради спасения собственной жизни интеллектуалы, либералы, гуманисты, профессора социологии и тому подобные. Потому что неожиданно вся их концепция вселенной разрушилась. Им больше не на что было опереться. Очень мало коммунистов сдалось. Были некоторые, но небольшое количество. У них была своя, подобная церковной, организация - светская церковь, только очень хорошо сформированная. Они сопротивлялись. Еще меньшее количество сдавшихся было среди католических священников. Было несколько из них, которые, когда разбились последние осколки, сдались и, мучаясь, перешли на сторону врага. Но и тогда были исключения. Но вы не нашли бы ни одного раввина, даю слово, среди всех капо или других, имеющих власть в лагерях.

Вы говорите, Дик, что Гитлер освободил евреев от мук. Это не так. Многие евреи, особенно раввины, могли спасти свои жизни. В моем городе все раввины имели возможность спастись. Знаете, кто хотел их спасти? Священники. Это не впервые в истории, когда им нужны были алиби. Священники приходили к нашим раввинам, которых было около тридцати в нашем центре, предлагая им убежище в монастыре, в церкви. Но, конечно, какой рабби выбрал бы это? Я думаю, было два из по меньшей мере тысячи раввинов в Восточной Европе, два, предпочитавших спастись в одиночку. Все остальные выбрали добровольно, осознанно остаться со своими евреями. Как смогли эти раввины подтвердить свое еврейство и свою человечность? Вот вопрос! Система, в конце концов, была так сильна, а весь мир был ее сообщником!

То, что хотели сделать немцы, было не только физическое истребление евреев; прежде всего они стремились уничтожить их духовно. Поэтому они изобрели все это общество - то, что во Франции мы называем univers concentrationnaire - с его графами, священниками и первосвященниками. Немцы хотели развратить, «ухудшить» евреев, заставить их забыть о своих ценностях, заставить потерять человеческий облик. Это, во-первых. Даже лагерный язык - что это был за язык? Самый непристойный язык, который вы можете представить. Он подразумевал создание соответствующей обстановки, чтобы заставить выделиться другую, нечеловеческую сущность людей и мира вокруг евреев.

Есть такая шутка, хотя она на самом деле совсем не смешная. В одном гетто офицер СС пытал еврея. Он бил его по голове, одновременно стреляя вхолостую. Когда еврей очнулся, офицер сказал, смеясь: «Ты мертв. Но ты этого не знаешь. Думаешь, тебе удалось спастись? Мы твои хозяева даже на том свете. Это мрачная шутка, но в ней есть доля правды. То, что хотели сделать немцы, было - стать для евреев Богом вместо еврейского Бога. Вся терминология, весь словарь об этом свидетельствуют. И, несмотря на все это, здесь, в лагерях, были люди, оставшиеся людьми и оставшиеся евреями и продолжающие молиться Богу.

И здесь мне хотелось бы сказать Вам, Дик, что вы не понимаете их, говоря, что сейчас тяжелее жить в мире без Бога. НЕТ! Если вы жаждете трудностей, - выберите жить с Богом. Можете ли вы сравнить сегодня трагедию верующего и неверующего. Настоящая трагедия, настоящая драма - это драма верующего человека.

Я писал свою первую книгу в течение десяти лет. Это не было совпадением, это было сделано намеренно. Я молчал в 1945, чтобы быть уверенным, что через десять лет сказанное мною будет правдой. Сначала люди не говорили о том, что произошло там. Те, кто выжил, отказывались снова заглядывать в темноту, которую они увидели. Сегодня новеллисты и социологи, и все остальные пишут об этом. Однако в самом начале бывшие там не затрагивали эту тему. Это был огонь. Почему они не делали этого? По многим причинам.

Во - первых, они боялись, что никто им не поверит. Во - вторых, боялись, что, рассказывая, они предадут это. Такие истории должны передаваться либо устно, либо никак. Они должны рассказываться по секрету, шепотом, так, как настоящая устная традиция, которая, по утверждению раввина Коцкера никогда не записывалась. Я думаю, это Брак сказал, что литература - это вспыхнувший огонь, и мы боялись зажечь этот огонь. Помните, что в библии случилось с двумя сыновьями Аарона А-Коэна, первосвященниками? Никто не играет с огнем.

Поэтому мы не говорили об этом, боясь совершить грех. Даже сегодня все мои друзья думают, что, когда мы пишем об этом книги и опубликовываем их, мы совершаем грех. Не спрашивайте меня, почему. Это нечто иррациональное. Что- то не так, что- то нарушено. Истинная правда, возможно, никогда не будет сказана. Действительное видение не может быть разделено, так зачем говорить об этом?

Я даже пойду дальше. Сегодня, 25 лет спустя, я задумываюсь, почему же мы все - таки не выбрали путь молчания. По каким-то причинам я верю, что, если бы все выжившие собрались в тайное сообщество, где-нибудь в лесу, и вместе решили бы, я понимаю, - это поэтическая картина, неощутимая, но у меня есть чувство потери этой возможности, - мы все решили бы никогда не говорить ни слова об этом, я полагаю, мы изменили бы человека самим грузом этого молчания. Но я также верю, что человек не смог бы этого вынести. Это свело бы людей с ума. Вот почему мы все-таки стали говорить об этом.

Кроме того, были и другие причины, по которым мы заговорили. В каждом из нас слишком силен еврей, и мы верим во внутреннюю связь, духовную передачу, мы верим в то, что разделяем все друг с другом. Я думаю, единственный фактор существования евреев - это потребность в этой связи. Поэтому мы всегда начинаем с имен. Библия полна имен. Почему у нас у всех есть эти имена: у отца и у сына, у отца сына - почему? Чтобы дать нам это чувство объединения и необходимости продолжать.

Мы должны общаться. Это центральная тема еврейского существования, и она всегда была таковой на протяжении четырех тысяч лет нашей истории. Во время второй мировой войны это было даже больше. Сотни людей в гетто приносили в жертву свои жизни во имя освобождения одного человека, который должен будет рассказать обо всем.

Когда Семена Дубнова, возможно, величайшего из всех историков, которые были у нас, привели на массовую могилу в Риге с другими евреями, он воскликнул: “Евреи, откройте ваши глаза, откройте ваши глаза! Запомните каждое облако, каждую улыбку, каждый звук. Не забывайте этого!” Он был даже тогда, даже там преисполнен необходимости общаться, чтобы рассказать нам определенные истории. В Освенциме - хуже, в Биркенау, в Зондеркоманде - группе, которая работала в крематории, были историки - люди, день за днем четко и трезво записывающие все болезненные события. Они ощущали потребность передать это. Почему? Для чего они это делали? В кого могли они верить? В человека? Вот что больше всего озадачивает и удивляет меня: они все еще могли думать о человеке и о Боге, и о нас, в то время как они жили и умирали в той эпохе, когда и евреи, и все люди были преданы и человеком, и Богом.

Это история духовной силы - я не стану называть это «сопротивлением», так как значение этого слова было изменено - евреев должна быть рассказана. Я думаю, именно это заставляет нас быть такими скромными. Но здесь, мне кажется, мы затрагиваем саму сущность того, что я называю еврейством - потому что я не люблю употреблять слово иудаизм. В мире и так слишком много «измов». Что я называю еврейством?

В Талмуде есть очень красивый рассказ. Он как раз уместен здесь, потому что Вы говорили о мучениях, и мы сейчас говорим об этом. История такова: Когда рабби Ишмаэль, один из десяти мучеников веры во времена римлян, был замучен до смерти , прозвучал голос с небес: «Ишмаэль, Ишмаэль, стоит тебе проронить одну слезу, и я превращу мир в первоначальный хаос». И Мидраш говорит, что праведный рабби Ишмаэль не заплакал. И довольно долго я не мог понять, почему он не заплакал. Черт с ним! Если это та цена, которую нужно заплатить, кому это нужно? Кому нужен такой мир? Кто хочет в нем жить? И все-таки есть много причин, почему он не проронил ни одной слезы.

Во - первых, он был мученик. Во - вторых, он был послушным. Третья, последняя и самая поэтическая окончательная причина, почему он не плакал - это потому, что он хотел преподать нам урок в иудаизме. Рабби Ишмаэль - в противоположность своему классическому оппоненту рабби Акиве - был рационалистом. Даже умирая, он хотел научить нас чему - то: да, я могу сделать так, что мир будет разрушен, и он заслуживает того, чтобы быть разрушенным. Но быть евреем - это значит иметь все на свете причины чтобы разрушить и - не разрушить! Быть евреев - это иметь все на свете причины, чтобы ненавидеть немцев и - не ненавидеть их! Быть евреем - это иметь все на свете причины, чтобы не доверять церкви и - не ненавидеть ее! Быть евреем - это иметь все на свете причины, чтобы не верить в язык, в песни, в молитвы и в Бога, но продолжать рассказывать истории, продолжать вести диалог и иметь мои собственные тихие молитвы и ссоры с Богом.

Вот тот урок, который рабби Ишмаэль преподал мне, умирая; но он был рабби Ишмаэль, а я только пересказываю его истории. Но в таком случае, возможно, в этом смысл еврейского существования, особенно для рассказчика историй, пересказывать их, проживших столько лет, рассказанных столькими евреями, а я только один из них.

Постскриптум.

После того как я закончил отвечать Рубинштейну тем вечером, вспоминает Визель, он встал и заявил, что хочет что - то сказать. Визель ожидал

29 сентября 1988 года Гарри Джеймс Каргас организовал симпозиум по теме: «Эли Визель: Человек и Его Произведение». Он прошел в Вебстерском университете в Сент - Луисе, Миссури; симпозиум отметил и тридцатилетие «Ночи» Визеля, и шестидесятилетний юбилей писателя. Среди всего происходящего имел место доклад Франклина Лителла, который вспомнил изначальный спор между Рубинштейном и Визелем. Когда пришла очередь Визеля отвечать на все то, что было услышано им в течение дня, он рассказал о той первой конференции в 1970 году: Реплика Рубинштейна была проста: «Я, как рабби, хочу дать тебе мое благословение».

(выступление Эли Визеля на конференции в Бостонском университете перевела С. Гуткина)

МИХАИЛ ЧЛЕНОВ об Эли Визеле и конференции в Стокгольме

В определенной степени связующим звеном между всемирным еврейством и Западом стал Эли Визель, лауреат Нобелевской премии мира, узник лагеря смерти, который ввел слово "Холокост" в мировой оборот. После окончания форума один мой знакомый пошутил: "Вот и создалась новая светская религия западного общества, и Эли Визель - главный жрец ее". О религии, конечно, говорить рано, но значение стокгольмской конференции следует, на мой взгляд, воспринимать именно в культурно-идеологическом и цивилизационном аспектах, скорее, чем в политическом или узко образовательном. Запад вообще и Европа в частности строят свою идеологию. Строят нелегко и достаточно авторитарно. Под флагом этой идеологии, тем более в тени ее, происходят разные вещи.

Примечательно, что прямо в дни конференции разразилась политическая буря в Австрии, где было объявлено формировании консервативного правительства с участием Свободной партии Йорга Хайдера, которого многие считают расистом. Почти трагически прозвучало прощальное выступление в Стокгольме австрийского канцлера Виктора Климы за день перед тем, как он сдал власть Хайдеру и его союзникам.

И, наверное, прямым результатом Стокгольма стал протест бельгийских парламентариев против того, что в Совете Европы им теперь придется общаться с расистами. Они не смогли найти более точной формы выражения этого протеста, как надеть шестиконечные звезды. Европа накрывает свой демократический и правозащитный стол и приглашает к нему гостей. Гостям предлагаются разные блюда, среди них приверженность демократии, отказ от смертной казни, теперь и Холокост, вернее, осознание его как урока, из которого проистекают базовые ценности.

А что Россия и российские евреи? Перссон заявил, что европейская семья - это семья толерантности и прав человека и что Россия приглашена к диалогу на эти темы. Да, - сказал он. - Чечня несколько раз упоминалась на форуме, но она не была темой форума, так как тема - права человека, а Чечня - вопрос о пропорциях. Россия приглашена к диалогу. Отвечая на это приглашение, российский вице-премьер Валентина Матвиенко сказала: "Многолетняя стена умолчания о Холокосте в нашей стране разрушена". Будем надеяться, что это действительно так.

Что касается российских, да и всех бывших советских евреев, то Холокост для нас практически только-только начинает звучать как часть нашей истории. Сказывается инерция молчания и страха. Всего 2000 евреев, оставшихся в живых после Катастрофы живет в России. Причем многие из них смогли преодолеть привычное чувство страха перед своим прошлым только после четвертого или пятого призыва еврейских организаций дать о себе знать. Кроме того, в нашей стране, причем в равной мере среди неевреев и евреев, Холокост воспринимается все же иначе, чем на Западе. Для нас он - трагическая страница Войны (умышленно пишу это слово с большой буквы - чтобы подчеркнуть значимость этого понятия в советском обществе).

Парадоксально, но глава украинской делегации, никакой не еврей, заявил в Стокгольме, что его отец был жертвой Холокоста. Он искренне полагал, что Холокост - это и есть тот ужас войны, который обрушился на всех советских граждан... Но в той войне, как известно, не все жертвы были евреями и не все евреи - жертвами. Именно геноцид как уникальное преступление дает нам огромный нравственный урок для будущего, и то, что произошло в Стокгольме, ясно показало, что Европа и западный мир к этому уроку готовы. Велики и небезосновательны надежды, что будет к нему готова и Россия.

«МЕНОРА»



сделать домашней
добавить в закладки

Поиск по сайту

Самые читаемые страницы сегодня

Анонсы материалов
© Copyright IJC 2000-2002   |   Условия перепечатки



Rambler's Top100