Давид Бен-Гурион

Если сегодня провести опрос на любой израильской улице, и спросить самых разных людей: кто больше всех олицетворяет государство Израиль? - большинство несомненно ответит:

Давид Бен-Гурион. Вокруг его коренастой, кряжистой фигуры создалось такое единство мнений, какого он не знал при жизни. Во всех сегодняшних политических лагерях сионизма в нем видят своего предтечу. Ибо Бен-Гуриону не раз доводилось защищать то, что он отвергал накануне или что отвергнет завтра. В спектре его мнений можно уместить и сегодняшних правых, и левых, и социалистов, и националистов.

Бен-Гурион принадлежал к уникальной породе еврейских лидеров, сформировавшихся в Эрец-Исраэль, черпавших из ее почвы и ее людей свою силу - и распространивших свое влияние на весь еврейский мир. Корни их - в Восточной Европе, главным образом, в царской России. Они приехали в страну в первом десятилетии XX века, с потоком эмигрантов, известных под именем «второй алии». В большинстве своем из местечек, куда нееврейские влияния проникали мало. Все они отличались страстью к чтению и учению, которое с лихвой восполнило пробелы в образовании. Бен-Гурион, скажем, родился в 60 км от Варшавы, в 1887 году, в заштатном городке Плонск, где только-только начинали дуть запоздалые ветры еврейского просвещения - Гаскалы. Он учился в хедере, но, видимо, не очень преуспел, ибо вместо того, чтобы продолжать учение в йешиве, предпочел помогать отцу, местному нотариусу, писать жалобы и прошения для окрестных мужиков, не слишком отличавшихся искусством письма.

В 18 лет он оказался в Варшаве, а именно - в сионистско-социалистической партии «Поалей-Цион», сочетавшей русские революционные настроения с еврейским стремлением в Сион. Формально Бен-Гурион учился лишь немного. Так что, когда этот 20-летний юноша прибыл в Палестину, все его знания о жизни были почерпнуты либо из прочитанного, либо из услышанного на бурных заседаниях «Поалей-Цион».

Бен-Гурион, как и большинство тогдашних вождей ишува, был человеком, для которого политика составляла все. Общественная деятельность была для него не чем-то добавочным, но являлась целью жизни - мировосприятие, усвоенное от российских социалистических движений. Там же, в России XX века, он приобрел понятие о партии как основе всякой политической деятельности. Подобно его товарищам, Бен-Гуриону пришлось зарабатывать себе авторитет тяжелым трудом и борьбой. Все это было школой формирования его общественной личности, где он проявил свой темперамент трибуна и осознал всю силу написанного и высказанного слова. Выступая в аудиториях как сочувствующих, так и враждебных, Бен-Гурион быстро проявил талант полемиста. Он любил бой и наслаждался, когда приходилось скрещивать рапиры, - качество, сопровождавшее его во всех битвах, как до создания государства, так и после.

Бен-Гурион начинал как рабочий лидер, и только после долгого периода ученичества вырвался на простор общенациональной деятельности. Период этот развил в нем определенную жесткость, упрямство и непреодолимую силу воли. В отличие от других видных сионистов, Бен-Гурион был лишен личного обаяния, харизмы, вызывающей в окружающих любовь и доверие. Он не взошел, как звезда, но сражался за влияние и авторитет. Свой недостаток он сумел обратить в преимущество, рано научившись возмещать нехватку обаяния искусным использованием политического аппарата, который он создал как фундамент своей силы.

Бен-Гурион был «палестиноцентристом». То есть он считал, что создание в Эрец-Исраэль национального дома для еврейского народа есть событие столь уникально важное, что успех или неуспех его определяет судьбу еврейского народа на поколение вперед. И потому все другие интересы должны быть подчинены этому главному направлению в еврейской жизни. В конечном счете, Эрец-Исраэль принесет спасение всему еврейству - отсюда Бен-Гурион видел для себя возможность предпочесть строительство Эрец-Исраэль спасению той или иной части еврейства.

На трех китах держалась сила Бен-Гуриона:

на способности определить достижимые национальные цели;

на способности мобилизовать национальную силу воли и политическую силу, необходимую для достижения этих целей;

на способности сформировать средства достижения этих целей. И вот как это проявилось.

С 1920 по 1933 гг. Бен-Гурион был генеральным секретарем Гистадрута - Всеобщего объединения трудящихся в Эрец-Исраэль. За рубежом его имя было совершенно неизвестно - ни в среде еврейского народа, ни в среде правящих кругов Британии, отвоевавшей Палестину у турок в 1918 г. и получившей в результате от Лиги Наций мандат на нее. В этот мандат была включена и декларация Бальфура, и британское обязательство содействовать созданию еврейского национального дома в Эрец-Исраэль. Лишь в результате убийства блестящего политического представителя рабочего движения Хаима Арлозорова в 1933 г., Бен Гурион достиг положения, когда на него обратили внимание широкие круги вне рабочего движения. Это было следствием превращения палестинского рабочего движения в центральную силу сионизма: в 1931 г. Палестинская рабочая партия - Мапай - заняла главенствующее место в руководстве сионистским движением, и Арлозоров, а после его гибели Бен-Гурион, был назначен Управляющим политическим отделом Еврейского агентства.

Бен-Гурион оказался на этом посту в разгар борьбы рабочего движения с движением ревизионистов, сплотившихся вокруг Жаботинского и оспаривавших у социалистов ведущую роль в сионизме. Эта драматическая борьба помогла Бен-Гуриону объединить вокруг себя не только своих единомышленников, но и значительную часть еврейского населения Эрец-Исраэль. Разрыв между социалистами и ревизионистами показал, как быстро нарастает сила левых в еврейском ишуве. Однако, как бы ни была борьба сама по себе выгодна с политической точки зрения, Бен-Гурион понимал, что необходимо сплотить максимальное количество сил перед теми испытаниями, которые придется пройти сионистскому движению. В 1934 г. он совершил поворот на 180 градусов, ошеломивший лагерь его сторонников, и чуть ли не за ночь достиг соглашения с лидером ревизионистов Зеэвом Жаботинским, чтобы предотвратить окончательный разрыв между рабочим движением и ревизионистами. И хотя это соглашение не было ратифицировано даже лагерем самого Бен-Гуриона, оно было первым намеком, что он перерос роль рабочего вожака и превратился в национального вождя, умеющего подняться над узким классовым интересом и готового рисковать своей карьерой ради того, в национальную важность чего верит.

Цель, стоявшая перед глазами Бен-Гуриона в 30-х гг. - создание критической массы евреев в Эрец-Исраэль, и как можно скорее. Дефицит времени для того, чтобы закрепиться в Палестине, прежде чем англичане откажутся от мандата и прежде чем вырвется наружу сдавленная ненависть арабского национализма - вот что мучило руководителей сионистского движения. Этот вопрос, начиная с 1929 г., когда разразились арабские бесчинства и англичане выразили готовность отступиться от своих обязательств перед сионизмом, был центральным при оценке любой предпринимавшейся политики. С 1933 г. - год прихода Гитлера к власти - в Палестину хлынул поток иммигрантов и капиталов. За 4 года ишув удвоился и, создалось впечатление, что процесс стал необратимым. Бен-Гурион укрепился в мысли, что следует отвергать любое окончательное решение статуса Эрец-Исраэль до того, как утвердится и достаточно возрастет еврейский йшув. Однако ситуация коренным образом изменилась в результате арабского бунта в 1936 г. Комиссия Пиля, посланная для расследования причин бунта, порекомендовала разделить Эрец-Исраэль на арабское государство, еврейское государство и британский анклав.

Руководство ишува колебалось: невозможно отказаться от частей Эрец-Исраэль по историческим и национальным причинам, и предлагаемое еврейское государство в таких границах существовать не сможет, и вообще евреи еще не созрели для государства. А с другой стороны, первый раз им предлагают независимость... Бен-Гурион, не колеблясь ни минуты, немедленно принял план раздела. Здесь впервые проявил себя государственный деятель, чувствующий исторический шанс и умеющий всеми силами ухватиться за него. С этого момента цель его переменилась: уже не выигрывание времени для укрепления ишува, но непрерывная политическая деятельность, направленная на создание еврейского государства. С 1937 г. Бен-Гурион уверовал, что создание государства - не мечта отдаленных времен, но политическая возможность и задача ближайшего будущего...

Англичане не долго держались за план раздела. Когда им стала ясна вся сила арабского сопротивления разделу, а тучи мировой войны стали затягивать небо Европы, они предпочли заручиться поддержкой арабов в грядущей мировой схватке. Жестоко подавив арабский бунт, они в 1939 г. пригласили в Сент-Джеймскйй дворец в Лондоне за круглый стол, с одной стороны - представителей арабов (в том числе и арабских государств), с другой - представителей евреев (в том числе и мирового, не палестинского еврейства). Арабы отказались сесть за один стол с евреями, так что пришлось созывать два параллельных заседания. Очень быстро выяснилось, что вся эта конференция - лишь прикрытие для Белой Книги, которую собиралось опубликовать Британское правительство, включив в нее жесткие ограничения на алию, на приобретение земель евреями и т.д. По сути. Белая Книга значила замораживание строительства Национального Дома евреев и увековечивание статус-кво. Хаим Вейцман, пожизненный англофил, стоявший тогда во главе сионистской организации и еврейской делегации на конференции, не смог найти в себе душевных сил перед лицом этого предательства англичан. И здесь наступил час Бен-Гуриона: на него оказалась возложена эта миссия, и именно он сумел с гордостью, гневом и твердостью отвергнуть Белую Книгу. Напряжение и борьба действовали на него как адреналин, и его лучшие качества лидера проявлялись именно в трудных условиях. Он приехал на конференцию в качестве представителя палестинского ишува, а вернулся с нее одним из ведущих руководителей еврейского народа.

И теперь Бен-Гурион начал энергично подыскивать другого могущественного союзника сионизму, вместо Великобритании. Этим союзником стали Соединенные Штаты. Снова проявилась способность Бен-Гуриона ставить четкие задачи и формировать общественные силы для их осуществления. Прежде других руководителей он понял, что новая мировая война приведет к потере Великобританией ее статуса мировой державы. В то время как Вейцман был неразрывно связан с Англией, жил там, там были все его политические достижения и политические надежды, все связи в коридорах власти, которыми он так хорошо умел пользоваться, - Бен-Гурион так и не смог произвести впечатления на англичан. Отсутствие личного обаяния и пристрастие к нравоучительным речам не сильно способствовало его популярности среди британских государственных мужей, поэтому ему было так легко перенести центр своего внимания и деятельности с британской арены на американскую. Вейцман строил свое политическое влияние на личных связях - и когда они подводили, он оказывался совершенно бессилен. Бен-Гурион же скопировал в государственной деятельности свою собственную тактику в рабочем движении: создание политического влияния, основанного на надежном аппарате, группах давления, сильной организации. Не дипломатия, держащаяся лишь на доброй воле партнеров, но мобилизация силы, способной принудить оппонента принять желательную политическую линию.

Для этого Бен-Гурион решил, прежде всего, объединить американских сионистов вокруг общеприемлемой программы действий, а затем превратить американское еврейство в первостепенный политический фактор, могущий оказывать давление на правящие круги Америки. Так, в 1942 г., в отеле «Балтимор» в Нью-Йорке, собралась конференция американских еврейских организаций, поддерживающих сионизм, и провозгласила, что создание независимой еврейской общины в Палестине является целью войны для еврейского народа.

Правда, в ситуации того времени это казалось, чуть ли не насмешкой:
немцы дошли уже до Волги и угрожали Палестине с Кавказа, в Египте Роммель прорвал английскую линию обороны, и в Эрец-Исраэль царила паника перед возможным отступлением англичан. Еврейство Европы было под угрозой уничтожения, но установление курса на еврейское государство в самый разгар войны имело и внутреннее, и внешнее значение: этот лозунг объединил вокруг себя большинство еврейского народа всего мира и превратил маленький йшув Палестины из политического захолустья в средоточие надежд всего еврейского народа. Активность американских сионистов смогла сосредоточиться на этом доступном, ясном и осязаемом лозунге, который сумел довести до сведения мировых держав, готовых к переделу мира, что сионистское движение не примет никакого решения для Палестины, не учитывающего основные интересы сионизма.

Палестиноцентризм Бен-Гуриона не уменьшился и во время войны. Хотя несомненно, что он мучительно переживал судьбу еврейства Европы, многие годы носил в себе боль и бессильный гнев, но поняв, что ничего не может сделать перед лицом Катастрофы - он словно вытеснил происходящее из сознания. Он полностью погрузился в подготовку еврейской государственности, ибо сама причина катастрофы европейского еврейства в том, считал Бен-Гурион, что у нас нет своего государства, своей силы. Бессилие - следствие безгосударственности, и потому ответ на крах диаспоры - создание государства. Скоро добавился еще один аргумент: миллионы еврейских беженцев, как считали в 44 году, которые будут искать убежища после войны. Только еврейское государство, утверждал Бен-Гурион, сможет принять их и позволить им построить жизнь заново.

Впечатление такое, что западные евреи, и американские в особенности, чувствовали, что цивилизованный мир, не протянувший руку европейским евреям в час их беды, обязан исторически компенсировать эту трагедию путем создания еврейского государства. Бессильный гнев времен войны стал после нее той могучей энергией, которая внезапно превратила аморфную еврейскую общину Америки в группу давления, полную решимости создать государство евреев. Деятельность Бен-Гуриона в США во время войны принесла плоды в последующие годы, когда американское еврейство под руководством Абы Гилеля Силвера стало мощным рычагом воздействия на американскую администрацию в вопросе о Палестине.

К концу войны в среде сионистского руководства забрезжила надежда, что британское правительство предпримет новую попытку в отношении Эрец-Исраэль. Однако сразу после драматических выборов, приведших к власти лейбористскую партию, выяснилось, что все эти надежды беспочвенны. Еврейский народ достиг тогда предела своей слабости: великое европейское еврейство, бывшее до войны для сионизма источником людских ресурсов, капитала, культуры, - все исчезло в печах Аушвица. Беженцы бродили по дорогам, не зная, как склеить осколки своей жизни. Еврейский ишув в бессилии взирал на крушение диаспоры - а ворота в Эрец-Исраэль, находившиеся в руках англичан, оставались закрытыми. И здесь Бен-Гурион проявил свою прозорливость, свою политическую мудрость и решительность. Осенью 1945 г. он объезжал лагеря перемещенных лиц в Германии и встречался со спасшимися из лагерей смерти. И тут, словно по внезапному наитию, он понял, как обратить отчаяние, беспомощность и слабость в политический рычаг. Число еврейских беженцев непрерывно росло, чему только способствовала откровенная ненависть народов Восточной Европы к своим бывшим соотечественникам, возвращавшимся из лагерей массового уничтожения. Этот поток беженцев был сперва спонтанным: люди спасались от нападений и преследований соседей и жителей городов, через которые проходили, возвращаясь в родные места; просто уходили из стран, где погибли их близкие. Однако Бен-Гурион смог увидеть заключенный в них политический потенциал. Вопрос о беженцах, больше любого другого, способен был донести до сознания американских евреев трагедию еврейства Европы и заставить их понять свою обязанность помочь этим людям восстановить из обломков нормальную жизнь. Единственной страной, готовой принять еврейских беженцев, была тогда Эрец-Исраэль. А в ней самой вокруг решения проблемы беженцев готовы были объединиться израильские ястребы и голуби. Именно по этому вопросу - в ишуве существовало согласие. Кроме того, проблема беженцев занимала мировое общественное мнение, оставляя вопрос о Палестине на повестке дня открытым. И президент США, Гарри Трумен, тоже искал ей решение. Вопрос о беженцах привел к обострению отношений англичан с Соединенными Штатами и вызвал отрицательную реакцию общественного мнения. Требование Трумена, чтобы англичане пустили в страну 100 тысяч беженцев из Европы, было словно снежный ком, катившийся через разные комитеты и политические конъюнктуры, пока Великобритания не решилась отделаться от этой напасти. Великобритания передала вопрос в ООН, что и завершилось историческим решением 29 ноября 1947 года о создании государства Израиль.

Драматизация вопроса о беженцах была достигнута посредством посылки судов с нелегальными иммигрантами, которые с конца 1944 г. стали тайно отплывать от берегов Европы в Эрец-Исраэль. Нелегальная иммиграция была чрезвычайно важна для Бен-Гуриона, хотя число тех, кому удалось сойти на берег Палестины, было невелико: большинство кораблей было перехвачено британскими эсминцами, а беженцев отправляли в новые лагеря на Кипре. Однако, моральный и пропагандистский эффект этих судов был больше любой другой акций в борьбе за создание государства. В те же годы Бен-Гурион принял еще одно судьбоносное решение. Балтиморская программа говорила о создании еврейского государства на всей территории Эрец-Исраэль. Летом 1946 г. стало ясно, что такая программа не имеет шансов завоевать необходимую политическую поддержку американской администрации. И тогда Бен-Гурион решился представить американцам новый план раздела и убедил членов сионистского Исполнительного комитета принять этот план. Этот резкий поворот вызвал гнев противников раздела в лагере сионизма, но он обусловил существенное изменение в американской политике. До сих пор американцы стремились решить проблему беженцев с гуманитарной точки зрения. Теперь они впервые готовы были поддержать создание независимого еврейского государства.

Бен-Гурион не боялся изменить свою позицию, если считал, что это может приблизить его к достижению цели. Вслед за Лениным, он считал политику искусством возможного. Сочетание способности к борьбе до конца с готовностью к компромиссу, превратило Бен-Гуриона из доктринера, каким он был в начале своего пути, в реалистичного политика и лидера. Не было среди сионистов другого вождя, который умел бы так учиться у жизни.

В конце 1946 г. Бен-Гурион был уверен, что еврейское государство вот-вот появится на свет. Он также понимал, что его появление будет сопряжено с кровавой борьбой палестинских арабов и арабских государств против еврейского йшува - борьба, исход которой решит сила оружия. Впервые в жизни он стал глубоко заниматься вопросами обороны. На Сионистском конгрессе в декабре 46 года он принял на себя ответственность за вопросы обороны, и, как во всем, что он делал, с тех пор видел тут центральную проблему, от которой будет зависеть существование еврейского государства. Мгновенно отыскались немалые средства, которые пошли на приобретение оружия и развитие военной промышленности. Он предвидел возможное нападение арабских государств еще прежде, чем арабские государства сами приняли такое решение. Практические выводы, извлеченные из этого предвидения, - они-то и спасли Израиль в Войне за независимость.

Война за независимость была звездным часом Бен-Гуриона. В самой гуще сражения, когда существование государства висело на волоске, он находил в себе силу и твердость не только принимать трудные решения с военной точки зрения, но и формировать облик рождающегося государства. До тех пор самоуправление ишува основывалось на добровольном подчинении еврейским органам власти: принуждения не было и не могло быть. Переход к власти посредством принуждения означал более, чем что-либо другое, переход к настоящей государственности. Бен-Гурион не колебался, когда надо было обрушить аппарат государства на тех, кто не признавал официальных институций ишува - в первую очередь на подпольщиков из Лехи и Эцеля, военизированных организаций сопротивления англичанам, выросших из ревизионистского движения Жаботинского. Когда ему показалось, что Эцель отказывается разоружиться, и судно «Альталена», привезшее последователям Жаботинского оружие, не подчиняется приказам армии, Бен-Гурион словно ухватился за возможность продемонстрировать силу правительства и приказал открыть огонь по «Альталене». Обстрел «Альталены» обозначил переход от власти в силу согласия к власти в силу закона. И несмотря на отдельные бунтарские выходки, никто больше не пытался оспорить авторитет правительства.

В самый разгар войны начался тот процесс возвращения на родину, который Бен-Гурион считал подлинным осуществлением сионизма. Первыми стали прибывать беженцы из лагерей на Кипре, Германии, из восточноевропейских стран, открывших ненадолго ворота для еврейского исхода. Одновременно началась алия евреев Йемена, Ирака, Сирии, а за этим - большая североафриканская алия. Решение о массовой алие, о приеме всех евреев, кто желает приехать, без отбора - принял Бен-Гурион. Едва ли какое-нибудь другое его решение определило облик государства Израиль больше, чем это. Необходимость скорейшего укрепления государства, заселение территорий, освобожденных от арабов, заставила его не посчитаться с возможностями страны - экономическими, социальными, культурными. Для новоприбывших - это было чревато множеством страданий и разочарований, и в результате привело к горечи и враждебности по отношению к Рабочей партии. Впервые же годы независимости Бен-Гурион выдвинул лозунг:
«мамлахтиют», «государственность». Это значило подчинение всякого группового, классового, социального или экономического интереса высшему интересу государства. Силу этого лозунга Бен-Гурион обратил и против Гистадрута - всеобщего объединения трудящихся, взявшего на себя до создания государства многие государственные функции, которые некому больше было на себя взять. В результате эта колоссальная профсоюзная организация стала «государством в государстве». Установление единой системы государственного образования вместо «рабочих» школ, замена биржи труда Гистадрута государственной службой трудоустройства, переход заселения страны из-под эгиды поселенческих движений под эгиду государства - все это лишило рабочее движение его национальных функций и, в конце концов, привело к ослаблению всех объединений и организаций, претендовавших на исключительную лояльность гражданина и конкурировавших с государством.

Важнейшее, чего Бен-Гуриону не удалось добиться, - это мир. С 30-х гг. он искал возможность договориться с палестинскими арабами, хотя уверенность в том, что можно найти формулу, устраивающую обе стороны, становилась все слабее. Когда Бен-Гурион убедился, что интересы сторон непримиримы, он пришел к выводу, что арабы признают еврейский ишув в Палестине и его национальные стремления, только когда убедятся, что не могут изгнать его силой. Поэтому следует сосредоточиться на увеличении еврейской силы, т.е. алие, хозяйстве, заселении страны. Со временем к этому добавилась и военная сила.

Единственный арабский правитель, который готов был в то время договориться с сионистами, - трансиорданский эмир Абдалла - стремился завладеть частями Эрец-Исраэль, на которых запланировано было арабское государство. Из сделки ничего не вышло, а куски Эрец-Исраэль он сумел отторгнуть и без нее, но есть историки, полагающие, что благодаря достигнутому пониманию. Арабский Легион Абдаллы, считавшийся лучшей из арабских армий, участвовал в сражениях Войны за независимость значительно меньше, чем мог бы. Попытки после войны подписать мирный договор с Абдаллой, ставшим королем Иордании, закончились его убийством в 1950 году, ибо его готовность к миру с Израилем была сочтена палестинскими арабами предательством. Победа Израиля в войне привела не к миру, а только к перемириям - с Египтом, Иорданией, Ливаном, Сирией, перемириям, остававшимся более или менее в силе до Шестидневной войны. С годами надежда Бен-Гуриона на подписание мирного договора все ослабевала, и он строил свою политику больше на способности армии сдерживать врага, чем на дипломатии. И одновременно, он изо всех сил старался не ввязывать страну в войну, особенно с крупной державой, будь то Великобритания или СССР.

До Войны за независимость статус Бен-Гуриона был статусом «первого среди равных». Но с 1944 г. начался процесс, приведший к сосредоточению в его руках всей власти. В его партии уже никто не мог противостоять ему. Его руководство во время Войны за независимость, когда решался вопрос жизни или смерти всего ишува, было воспринято как проявление редкостной личной мощи, дававшей ему право на власть. Новые репатрианты, массами хлынувшие в страну, видели в этом человеке с серебряной гривой волос и металлическим твердым голосом нечто отцовское, даже нечто вроде пророка, дирижирующего современным возвращением в Сион. Не все с восторгом приняли его власть, и в его собственной партии, да и вне ее. Скоро появились соперники и оппоненты, так что в начале 60-х гг. Бен-Гурион ушел от власти, по горло сытый ссорами и обидами.

Но в национальной памяти не осталось глубокого следа от конфликтов последних лет его правления. Осталась только его энергичная личность, его способность принимать решения, его уникальное чутье на исторический момент и историческую возможность. Маленький и отважный Давид стал символом государства Израиль, бесстрашно противостоящего своим врагам.

Процесс создания нации тяжел и многолик. Особенно, когда речь идет о еврейском народе, столь долго лишенном самоуправления. Вопрос о том, способен ли еврейский народ к государственности, способен ли он преодолеть свою страсть к раздорам и несогласиям и добровольно принять на себя власть демократического государства - этот вопрос не давал покоя отцам сионизма. Еврейская история научила их, что даже во времена национального кризиса евреи часто не могут найти в себе достаточно разума, чтобы прийти к единству. Под руководством же Бен-Гуриона Израиль приобрел формы современного государства, и были созданы те психологические и политические предохранительные клапаны, которые, может быть, сохранят эти формы против силы эрозии еврейской истории.

Из книги «Великие имена в еврейской истории. Семнадцать лекций. Открытый университет Израиля»