Отношение населения Соединенных Штатов Америки к евреям на протяжении всей ее истории было неровным, переменчивым. Грязь антисемитизма временами, порой на десятилетия, то оседала на дно, так, что возникало даже сомнение в его существовании, то вновь подымалась к самой поверхности общественной жизни. И, хотя антиеврейские настроения были чаще всего местного происхождения, они воспринимались порой, как дальнее эхо событий подобного рода, имевших место в Европе: Франции, Германии, России.
Правительство Соединенных Штатов резко отреагировало на, прокатившиеся в 1903 году по России, еврейские погромы. Тогдашний президент Америки Теодор Рузвельт направил ноту протеста по этому поводу русскому посланнику в Соединенных Штатах. Американские дипломаты неоднократно обращали внимание представителей царского правительства на то, что преследования евреев в России нарушают совместный русско-американский договор, принятый в 1832 году. В 1911 году американский конгресс, в ответ на непрекращающиеся преследования евреев в России, принял решение о расторжении договора с нею. Но уже в 1913 году, по самим Соединенным Штатам, прокатилась волна антисемитизма. В то самое время, как в киевской тюрьме ожидал своей участи Мендель Бейлис, в тюрьме американского города Атланты (штат Джорджия) ожидал предстоящего судебного процесса его коллега по несчастью Лео Франк. Еврей Бейлис, как известно, был обвинен в убийстве христианского ребенка с целью использования его крови в ритуальных целях. Бейлису «повезло». Отмаявшись два года в тюрьме, он предстал, наконец, перед судом, привлекшим внимание всего мира, и был оправдан. Судьба не была столь милосердна к Лео Франку, и внимания мира она, увы, не привлекла. Просто он вдруг обнаружил себя один на один с нелепым обвинением. За три дня до конца апреля, весной 1913 года, все круто изменилось в его жизни.
Тот день, 27 апреля 1913 года, будут собирать еще по осколкам, как археологи разбитую чашу, нетерпеливые следователи. В спешке они будут подгонять улики, менять их характер, говоря тюремным жаргоном «шить дело». Их спешка самым роковым образом скажется на судьбе Лео Франка. Он в тот день, все еще менеджер карандашной фабрики города Атланта, глядя в окно, залитое ливнем, задержавшим его на работе, и не подозревал, что вся его жизнь, до сих пор так удачно сложившаяся, будет размыта вот этим весенним ливнем, что это последний в его жизни апрель, другой весны судьба уже ему не отпустит. Ничего, кроме досады по поводу дождя в тот момент он не испытывал. Он чертовски устал. Целый день возился с финансовым отчетом за неделю и собирался после работы пойти в местный клуб поиграть в кегли, развеяться. И, надо же, вместо этого, провести вечер на работе. Дождь нарушил его планы.
Когда он, наконец, прекратился, пришлось ехать домой. В шесть вечера он покинул фабрику, оставив ее на попечении ночного сторожа Ньютона Ли.

В полночь сторож Ньют Ли спустился вниз по лестнице в подвал карандашной фабрики. Маленькая газовая лампочка горела тусклым светом у нижнего края лестницы, едва освещая подвал. Зажав в руках фонарь, Ли прошел в большую комнату, где находился туалет. Все было обычным и не предвещало ничего особенного. Поскрипывал пол под ногами у сторожа и это было все, что нарушало тишину ночи. По выходу из туалета взгляд Ли упал на угол подвала, заваленного стружками. То, что он увидел, повергло его в ужас. Подняв повыше свой закопченный фонарь с тем, чтобы как можно ярче осветить комнату, Ли увидел тело, лежавшее лицом вверх на горе стружек. Было 3.20 ночи, воскресенье 27 апреля 1913 года, когда сторож Ньют Ли позвонил в полицейское управление города Атланты. Полиция, прибывшая на фабрику, обнаружила тело девочки, лежавшее на той же куче стружек, но теперь уже лицом вниз. Оно было невероятно грязным. Грязью был забит даже рот убитой. Язык ее распух. Было ясно по всем приметам, что смерть наступила от удушья. Руки убитой были загнуты за спину, но не связаны. Шея обмотана куском веревки и стянута также лентой, явно оторванной от ее нижней рубашки. Один женский туфель и мужской, пропитанный кровью платок, были найдены в мусорной куче неподалеку. Одежда на убитой была разорвана. В затылке убитой была обнаружена рана. Лицо и лоб девочки были в порезах. Были найдены две записки рядом с телом. Обе записки были написаны от имени убитой и изобиловали грамматическими ошибками. Они содержали обвинения в адрес негра, совершившего, как было сказано в записке, насилие над девочкой и сбросившего ее затем в подвал. Во время обследования было обнаружено, что одна из дальних дверей подвала, которая служила запасным выходом наружу, в темный переулок, примыкавший к фабрике, была раскрыта настежь. Дверь эта была ранее заколоченной, и тот, кто ее открыл, должен был приложить к этому немало усилий. Замок с двери был сбит, а на поверхности двери было обнаружено несколько кровавых отпечатков пальцев. Для опознания убитой вызвали служащую карандашной фабрики. Она опознала в ней Мэри Фэган, с которой работала вместе в металлическом цеху. Все попытки полиции в ту ночь связаться с управляющим фабрики Лео Франком, оказались безрезультатными. Полиция сумела выйти на него лишь утром. Удалось восстановить фрагменты последнего дня проведенного убитой девочкой. Субботним утром, 26 апреля, Мэри Фэган села в трамвай, ехавший в Атланту из Бельвуда, предместья Атланты, где она жила. Она ехала в то утро на карандашную фабрику, чтобы получить причитающуюся ей зарплату, намереваясь затем остаться в городе и присутствовать на параде в честь Дня Поминовения. Мэри, которой должно было через месяц исполниться 14 лет, работала в металлическом цехе на втором этаже карандашной фабрики. Ее работа состояла в том, чтобы заправлять резинки в металлические держатели карандашей. Итак, Мэри Фэган вошла в кабинет Франка, находившийся на втором этаже и спросила насчет зарплаты. Франк уточнил ее рабочий номер, затем вручил ей конверт с деньгами. Цех, где она работала, был временно закрыт из-за задержки с поставками на фабрику металлических держателей и Мэри поинтересовалась или они уже прибыли. Он ответил, что нет. С того дня, как тело убитой Мэри Фэган было найдено в подвале фабрики, большая часть жителей города, где произошло убийство, впало в настоящее исступление. Около 6 тысяч человек посетило дом, где находилось тело девочки. В понедельник вечером по подозрению в убийстве было арестовано четыре человека. Одним из них оказался тот самый ночной сторож Ньют Ли, который обнаружил труп Мэри. Три других были: Джон Джент, Артур Мулинэх и Гордон Бэйли. Джон Джент работал на фабрике табельщиком и заведующим канцелярским отделом. Незадолго до происшедшего на фабрике убийства, он был обвинен в денежной недостаче и 7 апреля уволен с работы. Джент, во время допроса в полиции, сказал, что он был знаком с убитой и что в день убийства, в субботу, он зашел на фабрику, чтобы забрать свою обувь. Лео Франк подтвердил факт посещения фабрики Джентом. Другой арестованный – Артур Мулинэх, работал кондуктором трамвая в Атланте и был в хороших, приятельских отношениях с Мэри Фэган. Их часто видели, беседующими друг с другом во время поездки Мэри из дома на фабрику. Мулинеху было 28 лет. Третьим из арестованных был Гордон Бэйли, негр, работавший на фабрике лифтером.
В понедельник утром полиция допросила также и Лео Франка, но он не был арестован. Его адвокаты Л.Россер и Х.Хаас присутствовали во время допроса своего клиента, после чего Франк вернулся домой. В тот же день присяжные, в сопровождении следователя и нескольких полицейских, спустились в подвал фабрики в поисках дополнительных улик. В числе других помещений фабрики, помимо подвала, был осмотрен станочный цех на втором этаже. Несколько прядей светлых волос были найдены прилипшими к токарному станку. Были обнаружены также небольшие пятна крови на полу вокруг станка. В понедельник вечером Лео Франк нанял частных сыщиков из агентства Пинкертон с тем, чтобы помочь полиции в поисках убийцы Мэри Фэган. В ту же ночь Джона Джента подвергли усиленному допросу в попытках получить от него признание в убийстве. Но Джент вновь заявил о своей непричастности к убийству. По ходу расследования возникли подозрения насчет сторожа Ньют Ли, того самого, который обнаружил труп Мэри Фэган. По правилам, существовавшим на фабрике, сторожу предписывалось отбивать в течении ночного дежурства свою карточку каждые полчаса. В тот субботний вечер, когда произошло убийство, Ли отбивал свою карточку через каждые 30 минут. Однако в период времени с 9.30 и до 3 часов ночи карточка Ли была отбита в значительно большие интервалы времени и он совсем не отбил время на карточке между 2 и 3 часами ночи, т.е. непосредственно перед тем, как был обнаружен согласно его утверждению труп Мэри Фэган.
В дополнение к этому, полиция нашла на квартире у Ли пропитанную кровью рубашку. Сторож Ли сказал по этому поводу, что он не видел эту рубашку в течении двух лет. Местный химик и бактериолог пришел к выводу о том, что пятна на рубашке скорее всего являлись пятнами крови. Судебно-медицинская экспертиза находилась тогда в зачаточном состоянии. Сегодня без труда удалось бы установить наверняка не только была ли эта кровь, но даже и тип крови. 29 апреля Лео Франк, как всегда работал в своем кабинете на карандашной фабрике. Днем в его кабинет вошли двое сыщиков из полицейского управления и предъявили Франку ордер на арест. В тот же день Лео Франк вместе с другим обвиняемым, сторожем Ли, будут подвергнуты усиленному перекрестному допросу, а затем оставлены наедине в комнате следователя в надежде, что Франку удастся получить дополнительную информацию от Ли. Этого, однако, не произошло. Допрос Лео Франка и Ньюта Ли вел следователь Джеймс Биверс, известный в полицейском управлении Атланты своей весьма сомнительной репутацией. В августе 1911 года он становится начальником одного из полицейских отделов. Через год после допроса Лео Франка он подаст в отставку перед угрозой быть пониженным в должности ввиду профессиональной некомпетентности. Во время допроса Франка, в комнату, где велся допрос, не был допущен адвокат Лео Франка Лютер Россер. Позже Россер еще схватится с Биверсом в яростном споре по поводу того, что он не был допущен к допросу своего клиента. Но в тот день, когда был допрошен Франк, ему было официально предъявлено обвинение в подозрении на убийство Мэри Фэган. Неясным оставался ответ на очень важный вопрос: покинула ли Мэри Фэган в день, когда она пришла за зарплатой, карандашную фабрику или нет. Некто, по имени Эдгар Сентел, настаивал на том, что он видел Мэри в субботу в полночь в сопровождении мужчины, по описанию напоминающим одного из подозревавшихся в убийстве: кондуктора трамвая Мулинэха. Но этому факту не было придано значение. Две записки, найденные возле тела убитой, также представляли из себя мистику. От всех подозревавшихся в убийстве, включая и Лео Франка, потребовали написать текст этих записок. Эксперты по почеркам, графологи, пришли к выводу, что записки были написаны скорее всего ночным сторожем Ньютом Ли. Но это подозрение так никогда и не материализовалось. 30 апреля, в следственном отделе полиции, были вновь заслушаны свидетели. На этом слушании сторож Ли опять настаивал на том, что он нашел тело Мэри Фэган, лежавшее лицом вверх, в то время, как прибывшие на фабрику полицейские обнаружили Мэри, лежавшую лицом вниз. Настораживало и другое. Когда Ли позвонил в полицию, он сообщил о том, что нашел тело белой девочки, хотя полицейским из-за того, что все тело убитой было покрыто грязью, стоило трудов установить к какой расе принадлежала девочка.
В последующие дни по подозрению в убийстве был арестован еще один человек: уборщик карандашной фабрики негр Джеймс Конли. Он был замечен стирающим рубашку в умывальнике, находившемся во дворе фабрики. На рубашке Конли были обнаружены пятна, напоминавшие пятна крови. Конли утверждал, что это ржавчина, но полиция задержала его вплоть до выяснения результатов анализа этих пятен. В день, когда арестовали Конли, были освобождены из-под ареста Джеймс Джент и Артур Мулинэх. Лео Франк и сторож Ньют Ли были переведены из камеры в полицейском управлении в местную тюрьму. Городские сыщики, следователь, ведший дело об убийстве, отныне сосредоточили все свои усилия на сборе доказательств подтверждающих, что Мэри Фэган покинула карандашную фабрику в тот день, когда она была убита. Исходя из этой версии, Лео Франк не оказывался среди наиболее подозреваемых и полиция продолжала удерживать его в основном потому, что надеялась получить от него полезную информацию, которая могла в конечном итоге вывести на убийцу.
5 мая, в Хьюстоне, штате Техас, был задержан по подозрению в убийстве Мэри Фэган некто Паул Бовен, проживавший в хьюстонской гостинице. Жившая через стенку с его номером женщина, сообщила в полицию, что поведение Бовена вызывает у нее подозрения. Она заявила, что слышала, как Бовен говорил кому-то: «Почему я сделал это? Если бы я мог только этого избежать, я бы никогда не пошел на это». Среди вещей, принадлежавших Бовену, были найдены письма с почтовым штемпелем Атланты и подписанные именем «Мэри» или инициалами «М.Ф». Среди прочего были найдены также женская блузка с пятнами крови, экземпляры газет, выходивших в Атланте, и фотографии убитой Мэри Фэган. В сундуке у Бовена нашли фотографии 50 девушек. Через 2 дня после ареста Бовен был освобожден из-за недостаточности улик. Тем временем на продолжавшихся слушаниях по делу об убийстве Мэри Фэган, среди прочих свидетелей, была заслушана служащая карандашной фабрики Коринция Холл. Она, между прочим, заявила, что отношение Лео Франка к работницам фабрики было безупречным. «Замечали ли вы когда-нибудь оттенки фамильярности в его отношении к женщинам, работавшим на фабрике?» – спросили ее в полиции. «Нет?» «Видели ли вы его когда-нибудь, ласково похлопывавшим какую-нибудь из девушек по щеке или целующим кого-нибудь из них?» «Нет». 23 мая 1913 года большое жюри города Атланты издало следующее постановление: «Лео Франк совершил убийство 26 апреля 1913 года, преступным образом и преднамеренно, задушив веревкой Мэри Фэган». Хотя сторож Ньют Ли все еще находился в тюрьме, Лео Франк оказывался теперь главным обвиняемым. В этот же день Джим Конли, уборщик-негр, задержанный в тюрьме по подозрению в убийстве, теперь уже в качестве свидетеля обвинения, официально заявил, что Лео Франк, якобы, заставил его написать те две записки, которые были найдены возле тела убитой. Конли утверждал, что Франк приказал ему написать эти записки в пятницу, накануне дня убийства. Это заявление Конли находилось в противоречии с его утверждением ранее, что он безграмотен и не умеет писать.
Определенную роковую роль в обвинении Лео Франка сыграло и то обстоятельство, что полиция Атланты ко времени убийства Мэри Фэган, имела довольно подмоченную репутацию. Кроме этого, она в течении многих лет вновь и вновь демонстрировала полную беспомощность в раскрытии преступлений. Полицейский департамент Атланты испытывал в связи с этим все увеличивающееся давление со стороны городского начальства, требовавшего во что бы то ни стало восстановить свою репутацию, доказать населению свою эффективность в беспощадной борьбе с преступностью. По этой причине полиция Атланты, отставив все сомнения, решила сосредоточить все усилия на сборе доказательств вины Лео Франка. На весы был брошен престиж полиции. Он явно перевешивал все другие соображения. Первоначальное решение Франка, еще до обвинения его в убийстве, нанять частных сыщиков, чтобы помочь следствию, тоже негативным образом сказалось на ведении его дела. Главный прокурор Атланты настаивал в связи с этим на своей версии, что Лео Франк нанял частных сыщиков для того, чтобы скрыть свою собственную причастность к преступлению. Согласно закону, принятому городскими властями, частные сыщики не имели право действовать самостоятельно на территории города, а должны были находиться под управлением и контролем полиции Атланты. Как выразился помощник директора агентства частных сыщиков, ему дали ясно понять, что «до тех пор, пока они не осудят этого еврея, мы должны убраться из Атланты». В дополнение к этому, незадолго до объявленного обвинения против Франка, адвокат Томас Фелдер, нанятый жителями пригорода, где проживала Мэри Фэган, выступил с открытой угрозой в адрес городской полиции. «Я сообщу честным жителям общины, которую я представляю, - заявил он, - что с того самого момента, когда были арестованы Ньют Ли и Лео Франк по подозрению в убийстве малышки Мэри Фэган, наша полиция использовала все возможности для сокрытия вины этих двух обвиняемых». Все эти факторы вместе взятые, послужили толчком к решению полиции свернуть спешным образом все следствие и приступить непосредственно к подготовке процесса над Лео Франком. Судебному процессу предшествовала настоящая антисемитская истерия, подхлестываемая прессой.
В статьях, печатаемых в ней, утверждалось, например, что, хотя еврейская религия сурово осуждает какие-либо преступные действия евреев-мужчин по отношению к евреям-женщинам, она, однако, терпимо относится при изнасиловании евреями христианок. В ходу были и расхожие обвинения евреев в том, что благодаря деньгам они способны влиять на то, что происходит в штате в целом и в городе Атланта в частности.
«Решение суда о невиновности Лео Франка, - писал местный журнал «Атланта», - приведет к массовым волнениям». «На улицах Атланты, - предупреждал журнал, намекая на погромы, - прольется кровь ни в чем невиновных». Существовали вполне обоснованные опасения, что если Франк будет найден невиновным, толпа расправится как с ним, так и с его адвокатами. Угроза расправы ощутимо нависла над присяжными. Один из них признался позже в том, что присяжным дали понять, что если они не признают Франка виновным, живым им из зала суда не уйти. Принимая во внимание истеричную атмосферу вокруг процесса, адвокат Лео Франка обратился к судебным властям с требованием об отмене данного процесса. Его требование было отклонено.
День процесса, 28 июля, выдался необычно жарким. Улицы, примыкавшие к зданию суда, где должен был проходить процесс, были забиты любопытствующей толпой. Вот как вспоминал об этом, много лет спустя, Герман Байндер, присутствовавший на процессе: «Весь район, прилегавший к зданию суда был забит людьми. Мужчины с винтовками стояли у открытых окон зала суда, просунув в них дула и направив их, кто на присяжных, кто на судью. Они вновь и вновь, все громче и громче скандировали одно и тоже: «На виселицу еврея!» Я до сих пор слышу их вопли, проникавшие в зал суда через открытые окна. Никто из служащих суда и не подумал даже заставить толпу отойти от окон. Суд обернулся фарсом. Присяжным угрожали расправой, если они не найдут обвиняемого виновным, судье угрожали смертью, если он не приговорит обвиняемого к виселице».
Среди выступавших на процессе свидетелей был ночной сторож Ньют Ли. Он заявил, что пришел на работу в субботу (в день убийства) в 4 часа дня. Управляющий Лео Франк отослал его в город до 6 часов, а затем позвонил ему на фабрику, где-то около 7 часов вечера, выяснить все ли в порядке на фабрике. Как отметил далее сторож Ли, когда он прибыл в тот субботний вечер на фабрику, он застал все двери на фабрике открытыми. Ли предположил, что в этом случае любой мог пробраться в здание в тот момент, когда Лео Франк работал над отчетом в своем кабинете на 2 этаже. Выступивший за сторожем сержант полиции Доббс сказал, что, по его мнению, тело девочки было протащено из фабричного лифта в то место, где его позже обнаружил сторож Ли. Сыщик Стерн в своем выступлении обратил внимание на то, что сторож Ли не выглядел нервным, когда на фабрику прибыла, вызванная им полиция. Зато Лео Франк, по его мнению, утром следующего дня, когда он по требованию полиции прибыл на фабрику, выглядел очень нервничающим. Он нервно, - по словам Стерна, - потирал руки. Это заявление Стерна вызвало целый шквал вопросов со стороны защитника Франка. Стерн в конце концов признался в том, что сторож тоже выглядел нервничающим.
Во время опроса свидетелей было обращено внимание на мельчайшие подробности в поведении Лео Франка, его привычки, такие, как привычка наклонять голову и т.д. Все это делалось для того, чтобы привести к мысли об особой нервозности Франка. И все же более 200 свидетелей, выступивших на процессе, хорошо отозвались о Лео Франке.
На заседаниях суда в последующие дни выступил в числе других рабочий карандашной фабрики Беррет. Он сказал, что он обнаружил пятна крови на полу рядом со станком, за которым работала Мэри и прилипшую к станку прядь волос. Показания Беррет поддерживали версию о том, что преступление произошло на втором этаже фабрики и что тело убитой было позднее перенесено в подвал. Другой свидетель, дневной охранник Холоувэй, сказал, что пятна крови обнаруженные на полу в металлическом цеху, где работала Мэри Фэган, были делом обычным. Работавшие за станком девушки, часто ранили пальцы и, в этом случае, они спешили к умывальнику, находившемуся у стены, оставляя по дороге на полу следы крови. Другой свидетель, Дарли, был хорошо знаком с Лео Франком и с работой на карандашной фабрике. По его мнению, Лео Франку, с его хрупким телосложением, было бы непросто в случае гипотетического насилия справиться с такой как Мэри Фэган, весившей 60 кг. Дарли охарактеризовал Франка как вообще очень нервного человека. Он неоднократно видел его, нервно потиравшим руки, теребящим волосы, жмущим пальцы и т.д.
Выступившие на процессе медицинские эксперты, отвергли изнасилование как мотив для убийства Мэри. Нелепым представлялась и мысль о том, что мотивом для предполагаемого убийства Франком Мэри Фэган могло быть ограбление. Как мог Франк соблазниться деньгами девочки, если он получал зарплату, которая превышала зарплату Мэри в десять раз? Основным свидетелем обвинения на процессе выступил Джеймс Конли, тот самый негр-уборщик карандашной фабрики, который был непродолжительное время под арестом в связи с подозрением в убийстве Мэри Фэган. Ему было 27 лет. За ним числилось большое количество различных преступлений, хотя ни по одному из них он не был приговорен к длительным срокам. Он работал на карандашной фабрике около двух лет, в течении которых, трижды заключался в тюрьму. Его видели неоднократно пьяным на фабрике. Во время дачи показаний на процессе, он признался в том, что выпил и в тот день, когда произошло убийство. Конли заявил, что ему, якобы, приходилось не раз подстраховывать Лео Франка, что называется «стоять на стреме», пока Франк развлекался с женщинами на фабрике. Он представил отношения Франка с женщинами, как выходящие за рамки обычных, рабочих отношений. По Конли, Франк даже хвастался тем, что он физически, в определенном смысле, лучше скроен, чем многие другие мужчины. Конли разукрасил свои показания подробностями интимных сцен в кабинете Франка во время развлечений последнего. Он утверждал, что в день, когда произошло убийство, он видел Мэри Фэган, поднимающейся в кабинет Франка. Затем, по его рассказу, из кабинета раздались крики. Чуть погодя, из него вышел Франк и спросил Конли или тот видел девушку, поднявшуюся к нему в кабинет. Конли ответил, что он видел двух девушек, но только одна из них покинула кабинет. Согласно Конли, Франк признался ему, что он попытался развлечься с той, что осталась в кабинете. Но она оказала сопротивление, и он ударил ее. Конли сказал, что Франк попросил его зайти в кабинет и посмотреть, в каком она состоянии. Когда он вернулся, он сообщил Франку, что девушка мертва. Франк затем приказал Конли завернуть тело убитой и отнести в подвал. Франк, якобы, при этом помогал ему перенести девушку в подвал. Когда они вернулись в кабинет Франка, тот дал ему несколько листов бумаги и продиктовал ему текст записок, найденных позже возле тела Мэри Фэган. Франк затем приказал сжечь тело девушки в фабричной печи. Он, по Конли, дал последнему 200 долларов, которые тут же отобрал, обещая уплатить ему позднее.
Он также обещал ему, что если он, Конли, будет арестован, то Франк внесет за него денежный залог, с тем, чтобы его выпустили на время из тюрьмы, а затем поможет ему скрыться.
Надо сказать, что это была не первая версия преступления, предложенная Конли. Он менял ее неоднократно. В первом случае Конли на допросе в полиции заявил, что Лео Франк продиктовал ему текст записок Мэри в пятницу днем, т.е. за день до убийства, что делало сам факт преступления, якобы совершенного Франком, несуразным. Ведь не мог же Франк знать, что именно в этот день Мэри придет за зарплатой и он ее убьет. На предварительном, предшествовавшим суду следствии, полиция дала понять Конли, что эта не та версия, которая ее устраивает, а Конли дал себя легко уговорить, согласившись на другой, предложенными полицейскими вариант. Далее. По первой версии Конли, он вообще не был в субботу, в день убийства, на карандашной фабрике. По второй его версии, Конли случайно встретил Франка на улице в субботу и пошел на фабрику только по его настоянию.
После Конли место для свидетелей занял частный сыщик Эрри Скотт, нанятый в свое время Франком. Он сказал (и повторил это под клятвой), что присутствовал при допросе Конли в полиции и полицейские просто продиктовали Конли все необходимые с их точки зрения изменения в его первоначальной версии, употребляя при этом выражения вроде «это не то», «это не подходит». Вновь был вызван свидетель Дарли, знавший Франка по работе. Он отверг заявление Конли о том, что Франк был в доверительных отношениях с Конли. Другой свидетель, работник фабрики, Холоувэй сказал, что он никогда не замечал, чтобы Франк и Конли обменивались друг с другом шутками или чтобы Франк доверительным тоном беседовал с Конли. Он также настаивал на том, что он всегда работал на фабрике по субботам и что Франк никогда не приводил женщин в свой кабинет. Единственная женщина, которая часто навещала Лео Франка по субботам, - сказал Холлоувэй, - была жена Лео Франка Лусил Франк.
Лео Франк в своем выступлении перед судом заявил, что девушка, которую, как он выяснил позже, звали Мэри Фэган, приходила к нему за зарплатой, что он знал ее чисто наглядно, т.к. видел ее время от времени на фабрике. Он не знал ее имени и дал ей конверт с причитающейся ей зарплатой, отыскав его среди других конвертов по фабричному номеру, который был закреплен за ней и который назвала ему Мэри. «Господа, - закончил свое выступление Франк, - я ничего не знаю о причинах смерти Мэри Фэган. Я не принимал никакого участия в том, что послужило причиной ее гибели и я не имею ни малейшего понятия, каким образом она погибла после того, как, получив зарплату, покинула мой кабинет. Я не видел Конли ни на фабрике, ни где-либо в другом месте в тот день 26 апреля 1913 года. Господа! Некоторые газеты называют меня молчаливым человеком в тюремной башне, и я действительно молчал до сих пор, пока не пришло время прервать свое молчание. Теперь это и ко времени и к месту и все, что я сказал вам, правда, чистая правда».
Прежде чем присяжные покинули зал суда для обсуждения приговора, судья собрал их всех в своем кабинете. В присутствии присяжных он обсудил с шефом полиции меры, которые следует принять на тот случай, если Франк будет оправдан. Полиция должна была находиться в полной готовности.
«Оправдательный приговор может стать причиной таких беспорядков, что они потрясут страну. Улицы Атланты омоются кровью, - обещал местный журнал «Атланта».
Власти были серьезно обеспокоены тем, что в случае оправдательного приговора, толпа прямо в зале суда линчует и Лео Франка и его адвокатов. Учитывая все это, судья предложил адвокатам Лео Франка и их подзащитному не присутствовать в зале суда, когда будет зачитываться приговор. Отсутствие, подсудимого во время оглашения приговора, сегодня, уже само по себе, было бы достаточным основанием для пересмотра дела и нового судебного слушания.
25 августа 1913 года присяжные вернулись на свои места в зал суда для оглашения приговора. На часах было без четырех пять. Когда был оглашен приговор: «Мы, присяжные города Атланта нашли подсудимого Лео Франка виновным», в зале суда поднялся невообразимый шум. Толпа, собравшаяся у здания суда, одобрила ревом обвинительный приговор. Судья приговорил Лео Франка к смертной казни через повешенье. Поскольку Франк не был допущен в зал суда, когда зачитывался приговор, он узнал о нем в тюрьме, где находился в тот момент с женой, врачом и обслуживавшим семью Франка раввином. «Боже мой, - воскликнул Лео Франк, - даже присяжные поддались шантажу толпы. Я ни в чем не виновен». Его жена Лусия Франк, услышав приговор, разрыдалась, а затем потеряла сознание. Негр-уборщик Конли, тот самый, на чьи показания в основном опиралось обвинение, был освобожден из-под стражи. Туда позже, в феврале 1914 года он вновь, на этот раз по другому обвинению, будет заключен в тюрьму, а затем приговорен к году каторжных работ.
Через полтора месяца после вынесения приговора Лео Франку, когда стало известно о том, что адвокаты Франка подали апелляцию, Вильям Смиз, адвокат Конли, объявил о том, что он готов присоединиться к защитникам Лео Франка. Смиз публично назвал своего подзащитного убийцей. Несмотря на это, просьба адвокатов Франка о его помиловании была отклонена. Оставалась единственная возможность спасти Лео Франка от казни, обратившись к губернатору штата Джорджия - Джону Слатону. К этому времени во многих штатах Америки качалась кампания в защиту Лео Франка. Среди многих писем по поводу дела Лео Франка губернатор Слатон получил и шестистраничное письмо от защитника Конли. «Существует немало доказательств того, что обвинение Лео Франка в убийстве было ошибочно. Будучи адвокатом Конли, я чувствовал, что моя обязанность выступать в защиту моего клиента, но тем самым я содействовал обвинению, разрушившему жизнь невиновного ни в чем человека». В это же время появляются сообщения, говорящие о том, что свидетели были запуганы полицией с тем, чтобы склонить их дать необходимые обвинению показания, а нежелательные показания проигнорированы полицейскими и судебными властями. Так господин Дженкинс и его жена сообщили о том, что один из следователей, ведших дело Франка, пытался уговорить их дочь дать ложные показания против него. Некая госпожа Симмонс заявила, что она не была допущена на суд в качестве свидетеля, потому что ее показания полностью противоречили версии об убийстве Мэри Фэган Лео Франком. В другом случае Руби Снайпс, семнадцатилетняя белая девушка, клялась, что негр-уборщик Конли пытался напасть на нее в апреле 1911 года, т.е. за два года до убийства Мэри Фэган. Молодая жительница Атланты Хэтти Миллер выступила с сообщением о том, что ей была предложена взятка в 1000 долларов (большая сумма по тем временам) для того, чтобы она выступила с ложными показаниями на суде.
20 июня 1915 года губернатор штата Джорджия Джон Слаток принял решение о смягчении приговора Франку, заменив смертную казнь на пожизненное заключение, что предоставляло адвокатам Франка время для подачи требования о пересмотре его дела.
Решение губернатора смягчить приговор Франку вызвало очередную волну антисемитской ярости в Атланте, сопровождавшейся нападениями на евреев, бойкотом их магазинов и предприятий. Губернатор был обвинен в потворничестве евреям, якобы подкупившим его. Главный издатель местного журнала «Джеферсониан» Томас Ватсон, подстрекавший толпу во время суда над Франком, в этот раз со страниц своего журнала призвал жителей Атланты взять в свои руки правосудие и самим повесить Лео Франка. Истеричные призывы к расправе над Франком проникли и за стены тюрьмы. На него было совершено покушение. Напавший на Лео заключенный, полоснул его по горлу ножом, тяжело ранив его. Через четыре дня после покушения в тюрьму проникла вооруженная группа людей в 25 человек. Они обезоружили охрану и заставили коменданта тюрьмы провести их в тюремный госпиталь, где лежал, приходящий в себя после покушения, еще со свежей раной на шее, Лео Франк. Его стащили за волосы с больничной койки, протащили, не обращая внимания на стоны, к ждавшим у здания тюрьмы машинам. Швырнули в одну из них. Через некоторое время машина, в которой находился Франк, остановилась на окраине городка, в котором жила когда-то убитая Мэри Фэган. К дереву, рядом с тем местом, где остановилась машина, подвинули стол и велели Франку взобраться на него. Затем ему захлестнули горло веревкой, конец которой был намотан на ветку, и выбили стол из-под ног. Позже с большим трудом удалось уговорить озверевших убийц отдать тело Франка для погребения. Уже бездыханный он продолжал подвергаться издевательствам. В него плевали, били ногами. Тюремная пижама, в которой его застали те, кто проникнул в тюрьму, была вся пропитана кровью. Его убийцы, хотя их имена стали известны, так никогда и не предстали перед судом.
Прошло 69 лет после расправы над Лео Франком. В марте 1962 года, бывший служащий фабричной конторы и свидетель на судебном процессе, Алонсо Манн выступил публично с признанием в том, что он утаил от суда, что последним, кого он видел с убитой Мэри Фэган в тот апрельский вечер 1913 года, был не Лео Франк, как он утверждал это на процессе, а фабричный уборщик-негр Джим Конли, пригрозивший убить его, если он расскажет об этом полиции.